Дайджест

Возвращение валютных обвалов

«Проджект синдикейт», США

Волатильность на валютных рынках наблюдается уже несколько десятилетий, если не столетий. Резкие колебания обменных курсов стали неотъемлемой чертой международных финансовых рынков после развала Бреттон-Вудской системы в начале 1970-х. На протяжении 1970-х и большей части 1980-х, когда инфляция бушевала почти по всему миру, мегадевальвации были обычным явлением. Но даже в 1990-х и начале 2000-х не было года, чтобы 10–20% стран мира не пережили крупную девальвацию или крах валюты.

А затем внезапно наступило затишье. Исключая хаос, вызванный мировым финансовым кризисом в конце 2008 г., крах валют стал крайне редким явлением. Впрочем, последние события заставляют предположить, что отсутствие валютных обвалов будут, видимо, вспоминать как исключение, подтверждающее правило.

Почти полное исчезновение обвалов валют в 2004–2014 гг. является результатом главным образом низких и стабильных международных процентных ставок, значительного притока капиталов в развивающиеся страны в сочетании с бумом цен на сырье и (в большинстве случаев) хорошими темпами экономического роста в тех странах, которые избежали мирового финансового кризиса. Как следствие, основной заботой многих стран в эти годы стало предотвращение непрерывного укрепления их валют к американскому доллару и валютам других торговых партнеров.

Ситуация изменилась в 2014 г., когда из-за ухудшившихся глобальных условий валютные обвалы вновь стали массовыми. С тех пор почти половина из 179 [исследованных] стран испытали девальвацию более чем на 15% в течение года. Да, режим гибких валютных курсов в основном избавляет от драматических проблем, вызванных отказом от фиксированного или полуфиксированного обменного курса. Однако на сегодня мало что свидетельствует о том, что эти девальвации оказали оздоровляющий эффект на экономический рост — по большей части он продолжает оставаться вялым.

С января 2014 г. по январь 2016 г. размер средней кумулятивной девальвации по отношению к американскому доллару составил почти 35%. Во многих развивающихся странах, где девальвация была еще значительней, ослабление обменного курса усугубило текущие проблемы, связанные с ростом долгов, номинированных в иностранной валюте.

Кроме того, во взаимосвязанном мире эффект валютного обвала не ограничивается страной, в которой он произошел. В 1994 г. Китай провел реформу валютного регулирования, унифицировав систему многоуровневых обменных курсов и — заодно — девальвировав юань на 50%. Есть убедительные аргументы, что эта китайская девальвация привела к потере конкурентоспособности Таиланда, Кореи, Индонезии, Малайзии и Филиппин, чьи валюты были привязаны к доллару США. Кумулятивное укрепление этих валют в свою очередь создало предпосылки для азиатского кризиса 1997 г.

Завышенные валютные курсы являются одним из лучших опережающих индикаторов финансового кризиса. В этой связи невозможно не задуматься о том, что мы, возможно, столкнулись сейчас с повторением происходившего в 1994–1997 гг. Только на этот раз роли поменялись. С начала 2014 г. юань девальвировался к доллару всего лишь на 7,5%, в то время как евро за тот же период девальвировался примерно на 25%, не говоря уже о валютах многих развивающихся стран, которые ослабли еще сильней. В случаях, когда экономика базируется на производстве, как в Китае, не следует недооценивать связь между завышенным курсом и экономическим ростом.

В августе прошлого года, когда Китай объявил о планах провести умеренную девальвацию, а затем постепенно повысить гибкость обменного курса юаня, финансовые рынки покатились с горы. Руководство страны, пытаясь вернуть рынкам уверенность, выпустило заявление о том, что Китай будет двигаться в данном направлении исключительно поэтапно. Впрочем, предостерегающий урок азиатских кризисов, возможно, заключается как раз в том, что у поэтапных подходов на этом фронте есть свои риски.

Что отличает Китай от всех остальных — это огромная доля экономики страны в мировом ВВП, а также ее влияние на многие государства в самых различных регионах, начиная с поставщиков сырья и заканчивая странами, зависящими от китайского финансирования или прямых инвестиций. А более широкий вывод прост. На долю развивающихся стран сейчас приходится около 60% мирового ВВП, в то время как в начале 1980-х эта доля составляла примерно 35%. Для восстановления мирового процветания требуется более широкая географическая база, чем ранее. Возвращение валютных обвалов может значительно затруднить достижение этой цели.

 

В 2004–2014 гг. крах валют стал крайне редким явлением. Однако последние события заставляют предположить, что отсутствие валютных обвалов было, скорее, исключением, подтверждающим правило.

Дешевая нефть как двигатель губительной политики

«Вашингтон пост», США

Одна из избитых фраз в кампании Дональда Трампа — о том, что ядерное соглашение с Ираном «было ужасным». Так ли это? Иран в итоге получил гораздо худшие условия, чем ожидал. На переговоры Иран пришел в те радостные дни, когда цены на нефть были высоки. Но, как с удивлением обнаружили иранцы, мир стал совсем другим.

Исламская республика всерьез настроилась на переговоры и в 2013 г. подписала предварительное соглашение. В том году нефть зависла на отметке 100 долл. за баррель. Главная соперница Ирана Саудовская Аравия благоденствовала, а ее экономика в 2012 г. выросла примерно на 6%. Щедро тратя деньги дома и за границей, она в 2013 г. увеличила свой бюджет на 19%.

Иран, между тем, был в изоляции, и его экономика сокращалась. Настоящим призом для Ирана был не возврат замороженных из-за санкций средств (около 100 млрд долл.). Главное было то, что он мог, наконец, вернуться на рынок как вторая по объемам добычи нефти страна на Ближнем Востоке, чтобы воспользоваться сочными плодами нефтяного бума. В 2010 г. иранские руководители прогнозировали, что к 2015 г. доходы от продажи нефти и газа у них могут достичь 250 млрд долл. в год. Именно на это они делали ставку, когда шли на уступки.

В прошлом месяце [январе 2016 г.] иранская нефть потекла на мировой рынок в момент, когда цены были меньше 30 долл. за баррель. Агентство Bloomberg News подсчитало, что Иран на продаже нефти зарабатывает 2,35 млрд долл. в месяц. Не совсем то, что надеялась получить исламская республика за отказ от своей ядерной программы.

Тем не менее Иран, скорее всего, легче многих других нефтегосударств переживет крах нефтяных цен. В его экономической сфере произошла определенная диверсификация, а из-за санкций жизнестойкость экономики и общества усилилась, на что указывает Moody’s. В других крупных странах, стонущих под ударами падающих нефтяных цен, дела обстоят иначе.

Посмотрим на соседний Ирак. Тим Аранго из New York Times написал об этой стране, что «она ведет войну против ”Исламского государства” [запрещенная в России организация — ред.] и сейчас сталкивается с экономическим бедствием, вызванным падением нефтяных цен, потому что на долю нефти приходится более 90% доходов иракского правительства». Он отмечает, что почти 8 млн иракцев живут на государственные зарплаты, которые обходятся стране почти в 4 млрд долл. в год. Один высокопоставленный иракский политик сказал мне, что Ирак может не выжить как государство, если цены будут оставаться на низкой отметке долго.

А еще есть Венесуэла, долгое время страдающая от бесхозяйственности сначала Уго Чавеса, а теперь его преемника. Страна на грани дефолта и даже более серьезных событий. Экономика Венесуэлы в прошлом году сократилась на 10%. Ожидается, что в этом году сокращение составит еще 8%, а инфляция взлетит до 720%, как в Веймарской республике, если верить прогнозам МВФ. Как написал Мэтт О'Брайен из Washington Post, «единственный вопрос заключается в том, что рухнет первым: правительство Венесуэлы или ее экономика».

Отвечая на вопрос, что не дает ей спать по ночам, глава МВФ Кристин Лагард указала на нефтегосударства, такие как Нигерия, где нефть составляет 90% экспорта и дает 60% государственных доходов. На волне кризиса укрепляется «Боко Хаарам», который в 2014 г. по жестокости обошел «Исламское государство», став самой смертоносной террористической группировкой в мире. В том году ее боевики убили 6 644 человека.

Есть и другие нефтегосударства, где меньше проблем, но и они тоже сталкиваются с трудностями. По словам экономистов, выход из такой ситуации есть: проведение структурных реформ, ликвидация ресурсной зависимости в экономике, а также инвестиции в другие отрасли и в человеческий капитал. Такую работу трудно проводить в любое время, но особенно тогда, когда твоя страна находится в состоянии свободного падения.

В любом случае, буквально все правительства нефтедобывающих стран сегодня отчаянно нуждаются в деньгах, просто чтобы выплачивать зарплаты и выполнять свои основные обязательства. А это значит, что они будут качать нефть, сколько могут. Это будет увеличивать предложение и снижать цены. Добро пожаловать в новый мир дешевой нефти и губительной политики.

Автор — Фарид Закариа, политический аналитик, эксперт в области международных отношений, редактор еженедельника Newsweek International.

Правительства всех нефтедобывающих стран отчаянно нуждаются в деньгах, чтобы просто выполнять свои обязательства. А это значит, что они будут качать нефть, сколько могут. Это будет увеличивать предложение и дальше снижать цены.

Большой российский спад

«Блумберг», США

2016 г. будет скверным для потрепанной российской экономики. Рубль опустился до рекордно низкой отметки, а нефтяные цены с 1 января упали на 11%, составляя около 30 долл. за барр. Правительство, которое почти половину доходов получает от нефти и газа, в срочном порядке пытается заткнуть дыру в бюджете в 1,5 трлн руб. (19,2 млрд долл.). МВФ дает прогноз о том, что российская экономика в текущем году сократится на 1% после 3,7%-ного сокращения в 2015-м. Такая ситуация создала «атмосферу чрезвычайной нервозности», сказал президенту Путину министр экономического развития Алексей Улюкаев.

Цифры — мрачные, но даже в них присутствует недооценка все более ухудшающихся перспектив для России, которая всего несколько лет назад переживала период величайшего процветания. Экономисты и капитаны бизнеса, включая тех, кто близок к Кремлю, предостерегают, что России предстоит длительная стагнация и снижение конкурентоспособности. «Мы проиграли конкуренцию, надо честно сказать. Мы просто оказались в числе стран, которые проигрывают, стран-дауншифтеров», — заявил на конференции в Москве глава «Сбербанка» Герман Греф.

Ситуация напоминает «лестницу, ведущую вниз», как говорит Евгений Гонтмахер, член правления московского Института современного развития, где председательствует премьер-министр Дмитрий Медведев. Гонтмахер прогнозирует, что России удастся обеспечивать близкий к нулевому рост до конца 2017 г., и что правительство будет успокаивать граждан, говоря о возобновлении роста в российской экономике после президентских выборов 2018 г. Но на самом деле, заявляет он, «после 2018 г. экономика пойдет вниз».

Россия пережила немало кризисов, в том числе падение нефтяных цен в 2008 г. и дефолт 1998 г. Тогда здоровый рост возвращался в течение года-двух. На сей раз спад — другого характера, говорит профессор НИУ ВШЭ Владислав Иноземцев. «Дело не в нефти и не в санкциях, дело в структурных недостатках», — отмечает он. Признаки недомогания появились еще в 2012 г., когда нефть стала стоить 100 долл., а до западных санкций оставалось два года.

Когда Путин в 2000 г. в первый раз стал президентом, он заявил, что уменьшит зависимость государства от нефти. Но вместо этого государство стало еще больше зависеть от нефтяных поступлений, а главной движущей силой экономики стали потребительские расходы.

Но сейчас ситуация меняется. Доходы населения снижаются два года подряд, и примерно 22 млн россиян живут в бедности, что на 50% больше, чем в 2013 г. Розничные продажи за прошлый год уменьшились на 10%, а реализация автомобилей упала на 36%. General Motors, когда-то считавшая Россию одним из самых быстроразвивающихся рынков, в прошлом году прекратила здесь свою работу, а розничные торговцы, включая немецкую Adidas и испанскую Mango, закрыли магазины.

Зловещим признаком стало сокращение в декабре промышленного производства и инвестиций в основной капитал.

Сторонники реформ говорят, что еще есть время, чтобы остановить спад, увеличив инвестиции в технологии и ослабив контроль государства над частным сектором. Но крупные инвестиции правительству не по карману. Оно уже глубоко запустило руку в валютные резервы, а министр финансов Антон Силуанов заявил, что расходы на большинство программ могут быть урезаны на 10%, дабы закрыть бюджетный дефицит. Не лучше обстоят дела и в частном секторе. Санкции лишили большую часть российских компаний доступа к крупным финансовым рынкам, а из-за низкого курса рубля бизнесу стало сложно ввозить из-за рубежа оборудование для повышения эффективности.

Путин, у которого рейтинги одобрения остаются на уровне выше 80%, не проявляет особого интереса к перестройке экономической модели России. «У нас есть основания для сдержанного оптимизма» на 2016 г., сказал он 26 января министру Улюкаеву.

Далеко идущие реформы, говорит экономист Гонтмахер, «противоречат институциональным интересам нынешней власти».

Экономисты и капитаны бизнеса предостерегают, что России предстоит длительная стагнация и снижение конкурентоспособности. Политики выражают сдержанный оптимизм.

«Газпром» теряет апломб

«Проспект-мэгэзин», Великобритания

Прошли те дни, когда «Газпром» вел себя самонадеянно и угрожал перенести акцент в своей работе с Европы на Азию. Сегодня этот крупнейший в мире производитель природного газа сократился в размерах и не без труда пытается адаптироваться к драматическим изменениям на глобальном газовом рынке, а также к осложнившимся отношениям между Европой и Россией.

Перенаправление потоков сжиженного природного газа (СПГ) с азиатского направления на Европу, вызванное бурным развитием добычи сланцевого газа в США, создает новые варианты поставок для некоторых европейских стран. Это оказывает влияние на традиционную бизнес-модель «Газпрома» в Европе, основанную на долгосрочных контрактах, поддерживающих его инвестиции в области разведки и добычи.

Для «Газпрома» это новое давление совпало с решительными мерами Евросоюза, направленными на развитие конкуренции на энергетических рынках за счет оптимизации поставок электричества и природного газа. ЕС принял законы, которые запрещают поставщикам энергоносителей владеть транспортной инфраструктурой и лишать таким образом возможности пользоваться ею других участников рынка, не являющихся ее владельцами. Подобные разграничительные меры заставили «Газпром» отказаться от своих многолетних усилий, направленных на минимизацию коммерческого риска за счет приобретения распределительных активов на рынках ЕС.

Давление регуляторов пошло еще дальше: в 2012 г. антимонопольные власти ЕС начали антитрестовское расследование в отношении деятельности «Газпрома» в нескольких странах Евросоюза. Европейские антимонопольные власти предъявили компании формальное обвинение в нескольких нарушениях закона ЕС, связанных с созданием препятствий для конкуренции. «Газпром» предложил внесудебное урегулирование.

После аннексии Россией Крыма в 2014 г. Евросоюз, наконец, начал мыслить геополитически относительно безопасности энергетических поставок и вызова, связанного с высокой степенью зависимости от российского газа. Около трети потребляемого в Европе газа поставляется из России. Разрушение доверия между европейскими странами и Москвой подстегнули усилия Евросоюза, направленные на диверсификацию поставок природного газа.

Восемь членов Евросоюза все еще полностью или в значительной мере зависят от российского газа, в том числе Литва и Польша. Литва решила сократить свою зависимость за счет строительства оффшорного терминала для СПГ и в результате смогла договориться о снижении цены на российский газ. Польша в ближайшее время откроет свой первый терминал для СПГ.

Кроме того, ЕС смог обеспечить политическую и финансовую поддержку поставкам природного газа Украине по реверсу — в основном из Словакии. Это позволило Украине минимизировать закупки природного газа у России. В 2011 г. «Газпром» продал 45 млрд куб. м газа Украине. В 2014 г. только 14,5 млрд. Потеря рынка объемом в 30 млрд куб. м является весьма существенной (это больше, чем «Газпром» продает Турции).

Экспортная стратегия «Газпрома», судя по всему, сталкивается с проблемами — как в Европе, так и Азии. В качестве части своей долгосрочной стратегии, направленной на отказ от использования транзита газа через Украину (около 40% поставок в Европу) «Газпром» и его европейские партнеры построили проходящий по дну Балтийского моря трубопровод «Северный поток», по которому природный газ доставляется непосредственно в Германию. «Газпром» инвестировал около 5 млрд долл. в строительство «Южного потока», который должен был пройти по дну Черного моря, однако в конце 2014 г. вынужден был отказаться от этого проекта из-за давления со стороны антимонопольных властей ЕС. «Газпром» тогда объявил, что вместо этого трубопровод пройдет через территорию Турции к границам Греции, однако вскоре было объявлено, что его мощность будет сокращена наполовину.

Столь превозносимый Москвой в 2014 г. «разворот на восток» должен был продемонстрировать обоснованность притязаний на статус глобальной экономической державы с помощью масштабного экспорта трубопроводного газа в Китай. Соглашение было подписано в тот момент, когда Москва воевала с Украиной, и китайцы добились заключения кабальной для России сделки, которая сегодня представляется еще более невыгодной из-за обвала цен.

Строительство трубопровода «Сила Сибири», связывающего Восточную Сибирь с северо-восточным Китаем (4 тыс. км), откладывается, и, возможно, он вообще не будет построен. Что касается терминала по переработке СПГ во Владивостоке, то реализация этого проекта отложена на неопределенное время в связи с проблемами финансирования.

В 2008 г., на вершине своего могущества, у «Газпрома» были весьма амбициозные планы: он хотел стать первой компанией в мире, активы которой оценивались бы в 1 трлн долл. Его бравада, усиленная значительными деловыми и политическими связями в большинстве стран Европы, свидетельствовала о том, что основанные на взаимной зависимости отношения между Россией и Европой в газовой сфере стали несбалансированными в ущерб Европе. В настоящее время рыночная капитализация «Газпрома» составляет менее 50 млрд долл., и сегодня это уже совершенно другой зверь в сильно изменившемся мире. Вызов для Европы состоит в том, чтобы, используя свое недавно обретенное преимущество, изменить баланс в этих отношениях с учетом взаимной выгоды. В обозримом будущем Европе по-прежнему будет необходим российский газ, и Европа останется самым важным для «Газпрома» рынком.

Рыночная капитализация «Газпрома» существенно снизилась по сравнению со временем его могущества в конце 2000-х. Поубавилось у него и апломба. Сегодня это уже совсем другой игрок в изменившемся мире.

Европа ждет ослабления санкций

«Форбс», США

Европейские инвесторы ждут того дня — надо надеяться, где-то в июле, — когда Брюссель ослабит санкции в отношении России.

«Не думаю, что отмена санкций изменит ситуацию в российской экономике в краткосрочной перспективе, но для настроения инвесторов она, безусловно, будет важным шагом, — говорит Мартин Чармой, директор инвестиционной фирмы Prosperity Capital Management, которая управляет капиталами в 2 млрд долл. и все средства которой находятся в России. — Я знаю, что есть фонды, которые не будут здесь инвестировать, пока действуют санкции. Они не хотят, чтобы против них ввели санкции за инвестирование в страну, находящуюся под санкциями. И когда этот риск исчезнет, инвесторы, занимающиеся Россией, будут вознаграждены». В апреле американский судья ввел пятилетний запрет на проведение операций в отношении банка BNP Paribas в связи с сокрытием сделок на сумму 8,9 млрд долл., добившись тем самым положительного решения по иску о нарушении банком санкционного режима, введенного против Судана, Кубы и Ирана. За это нарушение суд обязал французский банк выплатить 140 млн долл. в качестве компенсации и оштрафовал его на сумму 8,8 млрд долл.

Никто не хочет оказаться на месте BNP. Но когда железный занавес западных санкций спадет, инвестиционные фирмы будут неуклонно, но осторожно возвращаться обратно.

Глобальные инвесторы, особенно европейские из числа тех, кто имеет тесные деловые связи с Москвой и Санкт-Петербургом, видят, что котировки российских акций остаются низкими. Соотношение рыночной цены и прибыли на одну акцию в Market Vectors Russia ETF (RSX) равно семи. Это самый низкий показатель среди четырех крупнейших развивающихся экономик.

«В последнее время наблюдаются явные признаки процесса „умиротворения“, — сказал в интервью агентству Bloomberg Саймон Кихано-Эванс, главный экономист по развивающимся рынкам в Commerzbank AG. — Это действительно выглядит так, будто все стороны начинают более заметно подталкивать друг друга к разрешению текущей геополитической неразберихи».

Отмена санкций в отношении России вряд ли быстро изменит ситуацию в экономике страны, но для настроения инвесторов это, безусловно, будет важным шагом.

Китай на ухабах новой реальности

«Проджект синдикейт», США

Переход Китая от подталкиваемого экспортом экономического роста к модели, опирающейся на сектор внутренних услуг и потребление домохозяйств, оказался гораздо менее ровным, чем ожидалось: резкие колебания фондового рынка и волатильность обменного курса пробуждают страхи по поводу экономической стабильности страны. Хотя по историческим стандартам экономика Китая по-прежнему показывает хорошие результаты (а кто-то даже может назвать почти 7% годового роста ВВП очень хорошим результатом), успехи прежнего масштаба, наблюдавшиеся в Китае на протяжении трех десятилетий, порождают высокие ожидания.

Общий вывод таков: рынки «с китайскими особенностями» точно так же волатильны и с таким же трудом поддаются контролю, как и рынки «с американскими особенностями». Рынки неизменно начинают жить своей жизнью; ими невозможно с легкостью командовать. Предел возможностей контроля над рынками — это установление правил игры, причем прозрачным способом.

Любым рынкам нужны правила и регулирование. Хорошие правила могут помочь стабилизировать рынки. Плохо продуманные правила (неважно, насколько благими были намерения) могут произвести обратный эффект.

К примеру, после краха фондового рынка в США в 1987 г. была признана важность механизма приостановки торгов; однако если подобная реформа плохо продумана, она может лишь усилить волатильность.

Кроме того, происходящее на рынках может быть лишь очень отдаленно связано с реальной экономикой. Этот тезис хорошо иллюстрирует последняя Великая рецессия. Хотя на фондовом рынке США наблюдался решительный подъем, в реальной экономике продолжалась стагнация.

Впрочем, намного более важны правила, которым будет следовать реальная экономика. В сегодняшнем Китае, как и 35 лет назад в США, ведутся дебаты о том, какие меры — в отношении предложения или спроса — помогут восстановить экономический рост с наибольшей вероятностью. Некоторые ответы можно найти в опыте США и других стран.

Прежде всего, меры, касающиеся предложения, лучше всего предпринимать тогда, когда имеется полная занятость. Без достаточного спроса повышение эффективности на стороне предложения ведет лишь к росту незагруженности ресурсов. Нельзя повысить объемы производства, переведя рабочую силу с низкой производительностью в состояние безработицы с нулевой производительностью. Недостаточный мировой совокупный спрос требует сейчас от правительств мер, которые увеличивают расходы.

Подобные расходы можно направить на многие благие цели. В числе критически важных потребностей сегодняшнего Китая — сокращение неравенства; прекращение деградации окружающей среды; создание городов, пригодных для жизни; инвестиции в здравоохранение, образование, инфраструктуру и технологии. Властям также необходимо усилить возможности регуляторов, чтобы гарантировать безопасность продовольствия, строительных объектов, лекарств и многого другого. Социальный доход от таких инвестиций намного превосходит затраты капитала.

Ошибка Китая заключается в том, что в прошлом страна слишком полагалась на долговое финансирование. Однако при этом Китай обладает большим пространством для расширения налоговой базы такими способами, которые позволят повысить общую эффективность и/или справедливость. В целом, корректно разработанные меры со сбалансированным бюджетом (повышение налогов в тандеме с повышением расходов) могли бы стать серьезным стимулом для экономики.

При этом Китаю не следует попадаться в ловушку ретроспективных мер, делающих акцент на регулировании предложения. США совершенно бесполезно потратили свои ресурсы на возведение дешевых домов посреди пустыни Невада. Однако основной приоритет заключается не в том, чтобы снести эти дома, а чтобы гарантировать — в будущем ресурсы будут распределяться более эффективно.

Вызов, стоящий перед Китаем, который столкнулся с проблемой избыточных мощностей, в том, что те, кому так или иначе грозит потеря работы, потребуют поддержки в той или иной форме; при этом фирмы будут доказывать необходимость значительной финансовой помощи для минимизации своих убытков. Если эффективные меры правительства по стимулированию спроса будут сопровождаться активной политикой на рынке труда, тогда по меньшей мере можно будет эффективно решить проблему занятости, а также разработать оптимальные (или по крайней мере разумные) меры по реструктуризации экономики.

Существует еще макродефляционная проблема. Избыточные мощности подпитывают понижательное давление на цены, что создает негативные условия для фирм-должников, сталкивающихся с ростом реального (с поправкой на инфляцию) объема долгов. Вместо консолидации предложения намного лучшим является подход, предусматривающий агрессивное расширение спроса, который способен справиться с дефляционным давлением.

Эти экономические принципы и политические факторы хорошо известны. Однако слишком часто в дебатах по поводу китайской экономики доминируют наивные идеи проведения реформ на стороне предложения. Они сопровождаются критикой мер по повышению спроса, принятых после мирового финансового кризиса 2008 г. Эти меры были далеко не идеальны. Однако это было лучше, чем ничего.

Дело в том, что использование ресурсов пусть даже не самым оптимальным способом всегда лучше, чем их неиспользование вообще. Без стимулов, введенных после кризиса 2008 г. Китай мог бы столкнуться со значительной безработицей. Если власти займутся лучше подготовленными реформами по стимулированию спроса, у них появится больше возможностей для проведения более обстоятельных реформ в отношении предложения.

Автор — Джозеф Стиглиц, американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике

По поводу происходящего в Китае сейчас разгорелся не просто научный спор между западными кейнсианцами и экономистами, отстаивающими важность рыночного предложения. Политика, которую выберет Китай, окажет сильное влияние на экономические показатели и перспективы во всем мире.

Экспорт китайской модели

«Проджект синдикейт», США

Начинается 2016 год, а с ним набирает обороты историческое соревнование конкурирующих моделей развития (то есть стратегий содействия экономическому росту) между Китаем, с одной стороны, и США и остальными странами Запада — с другой. Хотя этот спор ведется, как правило, незаметно для широкой публики, его результаты определят судьбу большей части Евразии на десятилетия вперед.

Большинство жителей Запада знают, что в Китае существенно замедлился рост экономики: в течение последних десятилетий он превышал 10% в год, а сегодня не достигает и 7% (а может быть, он еще ниже). Впрочем, руководители страны не сидят сложа руки, а пытаются ускорить переход от экспортно-ориентированной, вредной для окружающей среды модели роста, опирающейся на тяжелую промышленность, к модели, которая опирается на внутреннее потребление и сектор услуг.

Однако в китайских планах есть и более широкий, внешний аспект. В 2013 г. президент Си Цзиньпин объявил о масштабной инициативе под названием «Один пояс, один путь», которая призвана преобразить экономический центр Евразии. Компонент «Один пояс» составляют железные дороги, которые свяжут западный Китай с Центральной Азией и далее с Европой, Ближним Востоком и Южной Азией. Странно названный компонент «Один Путь» составляют порты и терминалы, которые увеличат морские перевозки из стран Восточной Азии и свяжут эти страны с инфраструктурой компонента «Один Пояс», предоставив им возможность транспортировки товаров по земле, а не через два океана, как это происходит сейчас.

Возглавляемый Китаем Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, к которому в прошлом году США отказались присоединиться, предназначен, в частности, для финансирования проекта «Один пояс, один путь». Однако инвестиционные потребности этого проекта намного превышают ресурсы создаваемого банка. Более того, проект «Один пояс, один путь» стал свидетельством разительных изменений в китайской политике. Впервые Китай стремится экспортировать в другие страны свою модель экономического развития. Конечно, в течение последнего десятилетия китайские компании были невероятно активны в странах Латинской Америки и Африки южнее Сахары, инвестируя в сырьевые и добывающие отрасли, а также в инфраструктуру, необходимую для доставки сырья в Китай. Однако проект «Один пояс, один путь» совсем другой: его цель — создать промышленные мощности и потребительский спрос в странах за пределами Китая. Китай пытается не добывать сырье, а перенести свою тяжелую промышленность в менее развитые страны, делая их богаче и стимулируя спрос на китайскую продукцию.

Китайская модель развития отличается от модели, которая сейчас в моде на Западе. Она основана на масштабных государственных инвестициях в инфраструктуру (дороги, порты, электроэнергетика, железные дороги и аэропорты), которая способствует промышленному развитию. Американские экономисты осуждают такой путь развития, соответствующий принципу «построй это, и они сами придут», так как опасаются коррупции и конфликта интересов в условиях настолько активного участия государства. Напротив, в последние годы американская и европейская стратегия развития фокусировалась на крупных инвестициях в здравоохранение, расширение прав женщин, поддержку глобального гражданского общества и антикоррупционных мер. Хотя данные цели Запада являются похвальными, ни одна страна ни разу не становилась богатой, инвестируя только в эти направления. Здоровье населения является важным фоновым условием для устойчивого роста экономики, но если больница не обеспечена надежным энерго- и водоснабжением, если нет хороших дорог, которые ведут к ней, тогда от нее будет мало пользы.

Ключевой вопрос для будущего глобальной политики предельно прост: чья модель победит? Если проект «Один пояс, один путь» оправдает ожидания китайских плановиков, вся Евразия — от Индонезии до Польши — преобразится в течение жизни одного поколения. Китайская модель будет процветать вне Китая, повышая доходы, а значит и спрос, на китайскую продукцию на новых рынках. Экологически грязные отрасли также будут перемещены в другие страны. Центральная Азия перестанет быть периферией глобальной экономики, превратившись в ее центр. А китайская форма авторитарного правления завоюет огромный престиж, что окажет крайне негативное влияние на демократию во всем мире.

Впрочем, есть важные факторы, ставящие под сомнение возможный успех проекта «Один пояс, один путь». Экономический рост с опорой на инфраструктурные проекты до сих пор был успешным в Китае, поскольку китайское правительство могло контролировать политическую жизнь в стране. Это будет невозможно в зарубежных государствах, где нестабильность, конфликты и коррупция вступят в противоречие с китайскими планами.

Это, впрочем, не означает, что американскому и другим западным правительствам надо умиротворенно расслабиться в ожидании неудачи Китая. Стратегия масштабного инфраструктурного развития, возможно, достигла своих пределов внутри Китая, и, возможно, она не сработает в зарубежных странах, но она остается критически важной для мирового экономического роста.

Когда-то, в 1950-х и 1960-х годах, США активно строили крупные плотины и сети дорог, но затем эти проекты вышли из моды. Сегодня США сравнительно немногое могут предложить развивающимся странам в этом направлении.

США следовало войти в числе основателей банка AIIB, и они всё еще могут к нему присоединиться, подтолкнув Китай к более активному соблюдению международных стандартов в сфере окружающей среды, безопасности и труда. В то же время США и другим странам Запада стоит спросить себя, почему так трудно стало строить инфраструктуру, причем не только в развивающихся странах, но и в их собственных. Если мы этого не сделаем, мы рискуем уступить в споре за будущее Евразии и других ключевых регионов мира Китаю и его модели развития.

Автор — Фрэнсис Фукуяма, старший научный сотрудник Стэнфордского университета, директор Центра демократии, развития и верховенства закона.

Историческое соревнование конкурирующих моделей развития между Китаем и США (и другими странами Запада) набирает обороты. Его результаты определят судьбу большей части Евразии на десятилетия вперед. Китай стремится экспортировать в другие страны свою модель экономического развития. Страны Запада пока лишь наблюдают за этим.

 BRICS умер, да здравствует TICKS!

«Файнэншл таймс», Великобритания

Понятие, основанное на уверенности в том, что Бразилия, Россия, Индия и Китай генерируют неудержимую волну экономического роста, было введено в 2001 г. и влияло на умы более 10 лет (позднее к этой группе стран причислили Южную Африку, и название удлинилось до BRICS). Но теперь рецессия в Бразилии и России настолько подорвала веру в гипотезу о BRIC, что в конце прошлого года даже Goldman закрыл свой фонд инвестиций в BRIC.

Похоже, управляющие фондов, которые инвестируют в развивающиеся рынки, уже нашли потенциальную замену для BRICS. Эту группу стран назвали TICKS: Тайвань, Индия, Китай, Корея, Южная Африка. Тайвань и Корея, сильные в технологических отраслях, вытеснили Бразилию и Россию, для которых главное — сырье.

Эта перемена многое говорит об изменчивом характере развивающихся рынков и мира в целом: услуги, особенно высокотехнологические, выходят на первый план, а торговля материальными товарами, особенно сырьем, отступает на второй.

«BRIC уже не тот мотор роста развивающихся рынков, как раньше. Установился новый порядок вещей, — говорит Стивен Холден, основатель Copley Fund Research. — Технологические отрасли растут безудержно, и теперь на развивающихся рынках надо инвестировать в потребителя».

«На многих развивающихся рынках молодые потребители намного быстрее, чем в США, адаптируются к технологическим переменам в областях типа электронной торговли и интернет-покупок», — указывает Ричард Снеллер из Baillie Gifford.

По данным Copley, среднестатистический фонд прямых инвестиций, который вкладывается в развивающиеся рынки, сейчас держит в TICKS почти 54% активов, а в BRICS — 40% с небольшим.

На Тайвань и Корею приходятся не менее 35% в некоторых фондах JPMorgan, Nordea и Swedbank. Инвесткомпании, управляемые Carmignac, Fidelity и Baillie Gifford, вкладывают в Бразилию и Россию 3% активов или еще меньше.

Как понимать вышеописанную тенденцию, пока неясно. Возможно, она отражает глубинные структурные изменения, но есть вероятность, что перемена чисто циклическая. Вполне естественно, что акции таких отраслей, как ИТ и розничное потребление, занимают больше места в портфелях, когда позиции сырьевых компаний слабеют.

Страны, объединенные под условным названием BRICS, не оправдали надежд инвесторов. Место переживающих рецессию России и Бразилии заняли Тайвань и Южная Корея, а вся группа стала называться TICKS.

Русские включают задний ход

«Прессе», Австрия

Долгое время многие состоятельные россияне инвестировали в иностранную жилую недвижимость: дорогой рубль времен сырьевого бума позволял представителям российского среднего класса приобрести квартиру где-нибудь в Вене, Берлине или Париже, а тем, кто побогаче, пару таких квартир и даже больше. Но сегодня, в разгар экономического кризиса, многие из них не только стараются как можно быстрее продать приобретенное жилье, но даже готовы предоставлять существенные скидки.

По словам руководителя отдела иностранной недвижимости международной консалтинговой компании Knight Frank Марины Кузьминой, скидки составляют от 15 до 40%. По ее словам, первой ласточкой стал клиент, в прошлом году продавший виллу в Греции с дисконтом в 46%.

Самой частой причиной отказа от зарубежной недвижимости становится рост затрат в иностранной валюте на оплату коммунальных услуг и налогов за жилье, которое большую часть времени простаивает. Вследствие серьезного падения рубля по отношению к доллару и евро эти расходы выросли для россиян, получающих зарплаты в рублях, вдвое. И это притом, что реальный доход граждан России в результате экономического кризиса в среднем сократился на 9%. Ранее россияне редко обращали внимание на эти расходы и экономическую рентабельность подобных объектов.

Новая тенденция, как правило, касается не элитной недвижимости, а объектов средней ценовой категории, подтверждают в агентстве Savills. По данным российского Центробанка, в первые три квартала 2015 г. россияне потратили на покупку заграничной недвижимости 743 млн долл. За тот же период 2014 г. россияне потратили на эти цели вдвое больше. Самыми популярными странами для покупки недвижимости были Болгария, Испания, Германия, Турция и Чехия.

Тем не менее россияне, как утверждают в Knight Frank, продолжают скупать недвижимость и сейчас, но теперь тенденция перемещается в сторону объектов, которые могут приносить доход и не требуют больших затрат, а именно жилплощади под сдачу, а также коммерческих помещений в Берлине, Вене, Мюнхене и на Кипре.

Многие россияне стараются избавиться от зарубежной недвижимости, так как из-за падения рубля расходы на его содержание сильно выросли.

Супербактерии угрожают Европе

«Паис», Испания

Всего лишь 70 лет назад практически любая инфекция могла оказаться смертельной для молодого и здорового человека. Малейший порез или простейшее хирургическое вмешательство были сродни лотерее: попадание бактерий в рану могло привести к смерти. Так продолжалось, пока антибиотики не изменили положение дел в медицине. Начиная с 40-х годов XX в., количество смертельных исходов резко пошло на убыль. Во всем мире были спасены миллионы человеческих жизней.

Однако с течением времени антибиотики утратили свою эффективность. Во всем мире растет число смертей, вызываемых микроорганизмами, устойчивыми к различным антибиотикам. Лишь в Евросоюзе возросшая сопротивляемость микробов уносит ежегодно 25 тыс. человеческих жизней.

Если не будут предприняты срочные меры, предупреждают международные организации здравоохранения, то медицина может оказаться отброшенной на сто лет назад, и любая операция, химиотерапия, пневмония или туберкулез снова будут представлять смертельную опасность. Неправильное применение антибиотиков отчасти объясняет повысившуюся сопротивляемость микробов. Только в первом десятилетии нового тысячелетия потребление антибиотиков выросло на 40%. В Европе их потребление тоже растет, предупреждает Европейский центр по предотвращению и контролю за заболеваниями (английская аббревиатура ECDC) в своем докладе. Причем разница в употреблении антибиотиков весьма большая: греки употребляют их в три раза больше, чем голландцы.

Там, где больше всего употребляют антибиотиков, отмечена наименьшая сопротивляемость заболеваниям. В Европе это страны юга и востока континента. Согласно последним данным ECDC, в процентном отношении значительно увеличилось количество инфекций, не поддающихся лечению обычными антибиотиками. Почти 20% этих инфекций устойчивы к трем наиболее распространенным видам антибиотиков: цефалоспоринам третьего поколения, фторхинолонам и аминогликозидам. «Это означает, что у пациентов остается весьма небольшой выбор терапевтических средств», — отмечают специалисты ECDC. В трех странах: Греции, Румынии и Словакии — более половины инфекций уже не поддаются лечению с помощью этих средств.

Неуклонное снижение эффективности этих видов лечения привело к возврату к прежним антибиотикам, которые перестали использовать несколько десятилетий назад, признав их вредными и заменив на более современные. И всё же эти старые антибиотики не столь эффективны и надежны, как современные. Они не снимают проблему.

Наибольшую угрозу для Европы представляют супербактерии, устойчивые к карбапенемам, очень сильным антибиотикам, которые также называют «последним средством», предупреждает ECDC. Они называются энтеробактериями, которые вырабатывают карбапенемазы. Карбапенемазы, в свою очередь, представляют собой ферменты, выводящие из строя практически последний эшелон борьбы с резистентными микроорганизмами. В докладе ECDC говорится о том, что всего лишь за два года положение в Европе весьма обострилось. В 2013 г. шесть стран заявили о том, что данные инфекции распространялись по всему региону или были эндемичными. В этом году уже в 13 государствах, включая Испанию, во многих больницах отмечено появление карбапенемаз.

Если в ближайшие годы не будут разработаны новые антибиотики, которые заменят менее эффективные, к 2050 г. в мире от инфекционных болезней будут ежегодно умирать 10 млн человек, говорится в докладе. Масштаб проблемы можно осознать, если провести сравнение с другими причинами смертности. От рака, например, умирают 8,2 млн человек, от диабета — 1,5 млн. В настоящее время считается, что в результате повышенной сопротивляемости микробов антибиотиками в мире ежегодно умирают около 700 тыс. человек. Таким образом, смертность по этой причине возрастет в 14 раз.

Авторы доклада напоминают о том, что к потерям людей добавятся экономические издержки. Если сопротивляемость бактерий продолжит возрастать, то к 2050 г. это приведет к сокращению мирового ВВП на 2–3,5%, то есть приблизительно на 100 трлн долл. А последствия очередного провального этапа в медицине отрицательно скажутся на качестве жизни значительно большего числа людей. Кто решится на операцию без антибиотиков, если этого можно избежать?

Действовать нужно безотлагательно, считают в органах здравоохранения. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) в прошлом году выступила с самым серьезным предупреждением. «Мир на пороге наступления эры, в которой антибиотики уже не будут оказывать эффективного действия, и самые обычные инфекции станут смертельно опасными», — заявил один из руководителей ВОЗ. Собрав данные по 114 станам, ВОЗ подтвердила то, на что эксперты указывали уже несколько лет: угроза носит глобальный характер и затронула уже несколько районов земного шара.

Александр Флеминг был удостоен в 1945 г. Нобелевской премии за открытие пенициллина. Во своей речи при получении премии он сделал следующее пророческое заявление: «Настанет тот день, когда любой человек сможет купить пенициллин в любой аптеке. Но тогда возникнет опасность, что несведущий человек примет недостаточную дозу, которая не уничтожит микробов и повысит их сопротивляемость антибиотикам». По прошествии семи десятилетий его слова звучат как никогда актуально.

Если в ближайшие годы не будут разработаны новые антибиотики, которые заменят менее эффективные, к 2050 г. в мире от инфекционных болезней будут ежегодно умирать 10 млн человек. Это приведет к сокращению мирового ВВП на 2–3,5%, то есть приблизительно на 100 трлн долл.

По материалам сайтов www.inopressa.ru, www.inosmi.ru